Всё проходит

Нам повезло. Наша юность и детство закончились раньше, чем появились ролики и мобилы. Зато у нас были друзья. Мы выходили из дома и находили их.

Катались на великах, сидели на лавочке и болтали о чём хотели. Когда нам был кто-то нужен, мы стучались в дверь, звонили в звонок или просто заходили и виделись с ним. Без спросу. Сами.

   Мы уходили из дома утром и возвращались, когда зажигались фонари – конечно, там, где они были. Телефоны в домах были не у всех, и мы не впадали в состояние паники, как сейчас, если вышли из дома без мобильного телефона, поспешно возвращаясь за ним.

Сегодня мы теряем контакт с друзьями или родственниками, если у них нет электронной почты...

   Кое-как пристроившись в ванной, мы печатали собственными руками чёрно-белые фотографии. Вся наша жизнь на них. А помните это чудо, когда вешали простыню на стенку, выключали свет и бормотали себе под нос, помните? У кого сейчас работает проектор диафильмов? А дым и запах по всей квартире – дощечка такая с письменами?

Детьми выжигали открытки к 8 Марта: “Дорогой маме...”  Это было в той, нашей жизни. Забытые профессии, исчезнувшие за последние 100 лет. И в Тверии их с трудом помнят: Молочник, что разносил молоко утром.

Тачечник (бааль агулэ), развозивший грузы, впрягаясь в повозку.

Лудильщик, чинивший дырявые кастрюли.ь Точильщик (мехадед сакиним), правивший ножи и ножницы.

Шоэв маим – человек, достававший воду из колодца. Матрасник (мизран) изготавливал тюфяки, набивая их соломой. Трубочист (менаке аруба) убирал сажу из дымохода. Поводырь ослов (роэ хаморим). Галантерейщик (рохаль).

Торгуя всякой всячиной, торговцы галантереей (рохалим) – а их в Тверии было более сотни – сновали по окрестным селениям.  Они собирали заказы и развозили на ослах свой нехитрый товар: пуговицы, нитки, иголки, пряжки, недорогие ткани и простенькие украшения...

         Римским колизеем высится нынче в промзоне Тверии великолепный каньон “Данилофф-центр”. Мириадами огней сияют витрины дорогих торговых сетей.

В нём движутся лифты и эскалаторы, доставляя желающих хорошо провести время за чашкой кофе или сытно пообедать.  Жизнь неумолимо меняется, и вместе с приобретаемым комфортом уходит непростое, но милое сердцу прошлое этого старого города.

  “Альте захн, альте захн!” – привычно на моей улице выкрикивает на идиш старик-араб, собирая подержанную мебель в свой грузовичок.

Лариса Шиллер